Роман Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита» среди прочих возможных жанровых определений можно рассматривать и как роман о художнике. Отсюда сразу тянется смысловая нить к произведениям романтизма, поскольку тема «пути художника» наиболее отчетливо зазвучала и стала одной из главных в творчестве именно писателей-романтиков. На первый взгляд, заставляет задуматься то, почему герой не имеет имени и в романе для его обозначения употребляется только наименование «Мастер». Получается, что перед читателем возникает некий конкретный и все же «безликий» образ. Данный прием работает на стремление автора типизировать героя. Под именем «Мастер» скрываются истинные, по Булгакову, художники, не отвечающие требованиям официальной «культуры» и потому всегда гонимые.

Образ в контексте литературы XX века


Не стоит забывать о том, что вообще тема состояния культуры, очень характерная для XX века, роднит роман Булгакова с таким жанром, как интеллектуальный роман (термин, употребляемый в основном при рассмотрении творчества западноевропейских писателей). Главный герой интеллектуального романа не является характером. Это образ, в котором заключены наиболее характерные черты эпохи. При этом то, что происходит во внутреннем мире героя, отражает состояние мира в целом. В связи с этим, как наиболее показательные примеры, уместно вспомнить Гарри Галлера из «Степного волка» Германа Гессе, Ганса Касторпа из «Волшебной горы» или Адриана Леверкюна из «Доктора Фаустуса» Томаса Манна. Так и в романе Булгакова: о самом себе Мастер говорит, что он сумасшедший. Это указывает на авторское мнение о современном состоянии культуры (кстати, почти так происходит и в «Степном волке», где вход в Магический театр – место, где еще сохранились остатки искусства классического, искусства гуманистической эпохи - возможен только для «с ума сшедших»). Но это лишь одно из доказательств. На самом деле, обозначенная проблема раскрывается многоаспектно, как на примере, так и вне образа Мастера.


Библейские аллюзии


Роман выстроен зеркально и получается так, что многие сюжетные линии являются вариациями, пародиями друг друга. Так, сюжетная линия Мастера переплетается с линией героя его романа, Иешуа. Уместно вспомнить концепцию романтиков о художнике-Творце, поднимающемся над миром и создающем свою особую действительность. Булгаков также параллельно ставит образы Иешуа (библейский Иисус) и писателя Мастера. Кроме того, как Левий Матвей является учеником Иешуа, так в конце Мастер называет Ивана своим учеником.

Связь образа с классикой


Связь Мастера с Иешуа вызывает еще одну параллель, а именно с романом Федора Достоевского «Идиот». «Положительно прекрасный человек» Мышкин наделяется Достоевским чертами библейского Иисуса (факт чего Достоевский и не скрывал). Булгаков же выстраивает роман по схеме, только рассмотренной выше. Опять же мотив «сумасшествия» роднит этих двух героев: как Мышкин заканчивает свою жизнь в клинике Шнейдера, откуда и прибыл, так и жизненный путь Мастера, по сути, заканчивается в сумасшедшем дома, ведь отвечает же на вопрос Ивана Прасковья Федоровна, что его сосед из сто восемнадцатой комнаты только что скончался. Но это не смерть в прямом ее смысле, это продолжение жизни в новом качестве.

О припадках Мышкина говорится: «Какое до того дело, что это напряжение ненормальное, если самый результат, если минута ощущения, припоминаемая и рассматриваемая уже в здоровом состоянии, оказывается в высшей степени гармонией, красотой, дает неслыханное и несказанное дотоле чувство полноты, меры, примирения и восторжественного молитвенного слияния с самым высшим синтезом жизни?» И итог романа – неизлечимость героя наводит на мысль, что он окончательно погрузился в это высшее состояние, перешел в иную сферу бытия и земная его жизнь сродни смерти. Аналогичная ситуация и с Мастером: да, он погибает, но погибает только для всех остальных людей, а сам обретает иное бытие, сливаясь в этом опять же с Иешуа, поднимающимся по лунной дорожке.